УМЕРЕТЬ НЕ ВСТАТЬ

- Лисицын? Могучая фигура!
Так выразился один столичный мэтр, неравнодушный к Томску. При этом он подразумевал профессиональные качества Евгения.

В общем же понимании фигура была еще та. Шесть футов росту. 184 сантиметра с офицерской выправкой. Ни капли жира. Поджарость, стало быть. Благородные залысины и усы, культивируемые четверть века. Наденьте на него пробковый шлем – и получится классический колониальный офицер, иллюстрация к Джозефу Редьярду Киплингу.         
Он всегда умел быть подтянутым. В любой одежде – от фрака до ватника – выглядел совершенно естественно. Честно говоря, я лично такому мимикрическому качеству маленько завидовал.     
Он и посмертно ухитрился быть таким – собранным. Лежал, жестко вытянувшись по диагонали жестяного гаража, упершись в угол которого всадил в себя заряд не картечи даже, а совсем не крупной дроби из одноствольного ружья, довольно известного его друзьям и прозываемого в обиходе мухобойкой.
Да, он сделал это сам. Говорю вполне ответственно, поскольку был одним из немногих, кто наблюдал еще неостывшее тело, кто всю ночь ожидал приезда обязательных в таких случаях специалистов и присутствовал при канцелярском, но очень важном акте судмедэкспертизы.
Мой друг был очень щепетилен применительно к оскорблениям. Мог, не шутя, вызвать на дуэль распоясавшуюся сволочь. Ни одного дня не отдав армейскому служению, Евгений обладал качеством, которое следует обозначить одним словом: честь. Можно добавить эпитет: офицерская. Он предпочитал говорить правду: так проще. Увы, не всегда получалось.
  Как ни странно, у него предо мною не было тайн. В минуты жизни сложные Женя даже просил совета: как поступить? (Правда, поступал всегда по-своему.)
Умел удивляться. Это человеческое проявление обычно теряется с возрастом, когда, старея незаметно для себя, индивидуум полагает, что все превзошел и познал. Талантливым же людям удивление свойственно до глубокой старости. (До которой Лисицын, увы, не дотянул: поставил трагическую точку через пять дней после 60-летия.) 
Такое удивительное восприятие мира идет с самого раннего детства. Оно у Евгения проистекало за Полярным кругом, рядом с Полюсом холода, в поселке Эге-Хая, близ Батагая, центра Нижне-Янского района Якутии.
Константин Александрович, отец моего друга, был начальником автобазы. Огромная должность для Крайнего Севера, где все необходимое для жизни обеспечивают грузовики по сезонным зимним специально прокладываемым дорогам.
От отца Женька унаследовал все: неистребимое жизнелюбие, юмор, философическое восприятие быта, романтику пространств, чуть ли не генетическое понимание моторов и любовь к фотографии.
Я бывал в Алма-Ате, где его отец и мать доживали свои пенсионные годы. Кстати, оба умерли, почти одномоментно, в глубокой уже старости, за полгода до сына. И смерть родителей по большому счету породила ту глубокую депрессию, которая убила Евгения.
Видел я фототеку Константина Александровича: карточки тридцатых-сороковых годов, отблескивающие выпотевшим избыточным серебром. На снимках мало семейных портретов, но много живой, репортажной действительности: «ЗИСы», а позже «студебеккеры», утопающие в наледях, безымянные зэки в серых бушлатах, морозные пейзажи великих нагорий…
Мой друг неплохо владел разговорным якутским языком, знал фольклорный эпос северного народа и тонкости его быта. Надо признать, что эти навыки довольно нечасты среди русского населения Якутии, относящегося к коренным жителям чаще всего с неоправданным и кичливым превосходством. У аборигенов Лисицын перенял великолепное умение охоты, сплавленное с безусловным уважением к природе.   
Мне приходилось бывать с ним в тайге, и могу точно сказать: этот человек никогда не пропал бы ни в каких дебрях, были бы только с собою пара ружейных зарядов, коробок спичек да нож.
Великолепным был рассказчиком. Ко всякой житейской ситуации имел подходящую устную новеллу. Этот редкостный дар неизменно заставлял его слушателей задаваться вопросом: почему человек, так красиво излагающий мысли, не пишет прозу?
  Полагаю, что ему для самореализации было достаточно фотокамеры. О чуткости к деталям я уже говорил. Добавлю: для начинающих журналистов не могло быть лучшей школы, нежели поработать рядом с Лисицыным. Снимая очередного героя, он ухитрялся, как бы походя, выведать у него сведения, вызывавшие зависть самых дотошных интервьюеров.
Легок был в общении. Изъездив, облетав и пешком исходивши всю Томскую область (не знаю населенного пункта, в котором он не бывал!), всюду находил с людьми и общие темы, и единый склад беседы. Ладно, прожженные таежники – лесорубы там, бывшие ссыльные кулаки, вахтовые буровики, алиментщики бесхитростные… Однажды судьба занесла его в старообрядческий скит крайне радикального бегунского толка.
…Тут необходимо некоторое разъяснение. Правильнее, пожалуй, говорить даже не о толке, но об особом согласии: уж больно эта ветвь выделяется даже на чрезвычайно разлапистом древе русского староверия. Сами бегуны, они же странники, называют себя истинно православными христианами странствующими, всяческую  государственную власть обозначают  не иначе, как антихристовой, и настолько ее отвергают, что считают тягчайшим грехом даже прикосновение к денежным знакам.
Притом им совершенно безразлично, кем отчеканены монеты или отпечатаны ассигнации, – Елизаветой ли Петровной, Никитой ли Сергеевичем. Разу-меется, ни паспортов, ни налогов, ни тягла, никакой воинской повинности…  Конечно же любая власть таких отщепенцев терпеть не может. Даже если они единичны. Святой фанатизм, знаете ль, заразителен.
  Очень понятно, что люди, гонимые в течение трех (или более?) столетий, выработали защитные рефлексы и более или менее надежные меры защиты, которые заключаются, в частности, в том, чтобы не допускать к себе посторонний народ.
Ведут бегуны строго монашеский образ жизни. Подобно ранним христианам-пустынникам, селятся либо в глухих горных ущельях, либо среди таежных болот, кормятся и одеваются в основном натуральным хозяйством, соль получают от единомышленников, обитающих близ дальних горьких озер и специально добирающихся сюда глухими окольными путями, сахара не потребляют вообще, заменяя его медом собственных пасек либо патокой… Словом, идиллия,  если, конечно, не знать, что условия бытия этих подвижников поистине адовы.       
Так вот, Евгений, совершенно случайно (в процессе осенней утиной охоты) попавши в женский скит на границе Томского и Кривошеинского районов, стал настолько своим для стариц (не подумайте ничего дурного: они и физически были стары, даже ветхи), что удостоился особого доверия. Ему поручали (а он выполнял) доставку в эти потаенные места тех припасов, которые крайне для таежников необходимы. Вроде пороха и свинца, спичек и рыболовных крючков. И будучи газетчиком, никогда ничего на старообрядческие темы не рассказывал ни на каких страницах.
Еще одна история…
Однажды мы с ним оказались в Крыму. Был тот курортный полуостров по-октябрьски хмур. Ни дождей, ни холодов еще не пришло, но и ласки от природы не было видно. Стояла серенькая такая погода, когда заведомо жухли даже вечнозеленые растения, и тупая скука разливалась в воздухе.
Нет, нас туда привели не отдыхальные настроения. Случилась обычная служебная командировка, обусловленная тем, что обнаружилась вдруг великолепная журналистская тема, из тех, какие не имеешь права пропустить.
Тема же была сюжетно красива – и страшна по сути. Была у нас в городе такая строительная бригадирша Валя Гоцман. Командовала веселой бандой девчонок-маляров. И сама была веселой: все у нее делалось как-то ладно, с шутками-прибаутками, и, в отличие от многих чисто женских бригад, сроду там не бывало никаких раздоров. (А ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай поет о  нас страна!..)
Это было тем удивительнее, что все знали Валькину curriculum vitae: она была почти что круглая сирота. И глухая тайна окружала ее сиротство. В сорок первом проклятом году ее отец, председатель колхоза где-то в белорусском Полесье, ушел партизанить в леса, поскольку ему ничего больше не оставалось делать. Люди, которых он некогда раскулачивал, но так и не сослал до Нарыма, не могли простить ему разоренных жалких гнезд.
И вот эти же самые люди пришли мстить. Как только появились немцы, и установилась, как можно было подумать, твердая власть. И они мстили, черно и тупо, не думая ни о чем.      Валькиного отца, виновника всех их бед, как я сказал, уже не оказалось в деревне. Но там оставалась его семья. Жена и двое детей. Сынишка, лет четырех, и совсем грудная Валька, которая ничего о том, естественно, не помнила, но знала ситуацию по дальнейшим рассказам односельчан.
Их, всю семью, в числе прочих деревенских активистов, повели расстреливать. И расстреляли. Только молокососку Вальку в последний момент выхватила из материнских рук соседка Любка, отцовская, между прочим, любовница. Мать – отдала. Сама же погибла в смертной яме.
Когда отец Вали Гоцман вернулся из своих партизанских берлог, он тут же нашел дочку. И сравнительно быстро отыскал человека, который расстреливал беззащитную его семью. И страшно с ним расправился. Так страшно, что я могу рассказать. Он скрутил ему руки назад, сунул в мотню штанов скромную осколочную гранату, прицелился из «вальтера» – и одним выстрелом точно подорвал эту гадкую штуку. Но вскоре и сам помер. От чахотки, приобретенной в лесах.
И вот прошло сорок пять лет, и Валентина нашла своего брата, который когда-то упал в ров в объятиях матери. Оказалось, что пуля полицая попала четырехлетнему пацану в лопатку и, раздробив эту жидкую кость, вышла через грудину, не повредив главные внутренние органы.
Его, уже ночью, подобрал из-под груды трупов еще один односельчанин, старик, настоящую фамилию которого никто не знал, но которого называли просто Черный. Вылечил, отпоил невесть какими травами, откормил в глуши лесного хутора. В сорок четвертом, когда Красная армия вернулась в Белоруссию, у дедки кончились жизненные силы, и он, бобыль, тихо скончался, передав ребенка на руки кому положено. Государству, то есть. Точнее, в детдом.
Но мальчик так и был записан: Иван Черный. Он, как семя безродное, соринка большой войны, попал в суворовское училище, взрастал в жесткой воинской дисциплине, закончил высшее офицерское училище, служил в авиации Черноморского флота.
И вдруг они с Валькой чудом каким-то нашли друг друга. И мы с Лисицыным, узнав про это, поехали с Валей на встречу с ее братом. Я видел, как плачет подполковник Черный, как он сбрасывает с себя форму, показывая огрызки лопаточной кости, а впереди – величиною с очень крупный грецкий орех – выбоину от пулевого выхода.
…Но я ведь о ком рассказываю? О Женьке, о Лисицыне.
Так вот, когда мы насмотрелись всей этой трогательности (а ведь в самом деле было пронзительно, чего уж там…), мы поехали с Иваном Черным на базу Черноморского флота, где тот служил. Мы попали в город Севастополь, мы оказались на мысе Херсонес. Нам вдруг захотелось искупаться, хотя по-крымски, повторяю, была не лучшая для того погода. Просто у нас на Томи вода никогда больше и не прогревается. Но мы так и не окунулись. Мелкий залив был полон белесых медуз. Однако не они заставили нас отшатнуться. Перекатываемая мелкой волною, лежала на песке человеческая нижняя челюсть. Я, естественник, геолог, поднял ее, мгновенно ощутив неприличную тяжесть. Она была пропитана и выбелена морскими солями.
- Неужто античность? – спросил я.
- Или сорок первый? – спросил Женя.
- А может, сорок четвертый? – спросил я. 
С северной стороны призывно басил буксир. Проблескивал маяк Инкерманского створа. И Женька намурлыкивал: «…Когда усталая подлодка из глубины идет домой…»
  Обернувшись, я увидал, как из грязных глубин залива всплывает мрачное чудище, несущее на себе могучий термоядерный запас и одну, насколько я знал, учебную торпеду. Субмарина как будто отозвалась на Женькину песню.
Еще одна смысловая рифма…
Виктор Лойша.

 
По теме
Зырянский районный суд Томской области вынес приговор по уголовному делу в отношении ранее судимого 35-летнего сельского жителя.
Все сладко спали, не ожидая беды - МЧС России 29 марта в 4:54 утра на центральный пункт пожарной связи поступил звонок о возгорании входа в тамбур второго подъезда 2-хэтажного брусового жилого дома по адресу: г. Томск, ул.
МЧС России
ПСС спасла 7-летнего ребенка, вытащив его из ямы на Мичурина в Томске - РИА Томск Голубев Михаил Валерьевич © телеграм-канал "Спасатели Томска" Семилетний ребенок упал в земляную яму на улице Мичурина в Томске накануне вечером; после того как очевидцы не смогли вытащить пострадавшего,
РИА Томск
1 апреля с 17:00 до 19:00 и. о. главного врача Центра общественного здоровья и медицинской профилактики Светлана Сергеевна Станкевич проведет очный прием граждан в рамках реализации в Томской области проекта «Открытый прием».
Томский ЦМП
Томская область присоединится к всероссийской акции «Верни герою имя» - Департамент общего образования Всероссийское военно-патриотическое общественное движение «Юнармия» запустило всероссийскую акцию «Верни герою имя», посвящённое 79-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне.
Департамент общего образования